Своеволием рока Мы на разных путях бытия,– Я – печальное око, Ты – весёлая резвость ручья;
Я – томление злое, Ты – прохладная влага в полях, Мы воистину двое, Мы на разных, далеких путях.
Но в безмолвии ночи, К единению думы склоня, Ты закрой свои очи, Позабудь наваждения дня,–
И в блаженном молчаньи Ты постигнешь закон бытия,– Всё едино в созданьи, Где сознанью возникнуть, там Я.
«Околдовал я всю природу…»
Околдовал я всю природу, И оковал я каждый миг. Какую страшную свободу Я, чародействуя, постиг!
И развернулась без предела Моя предвечная вина, И далеко простёрлось тело, И так разверзлась глубина!
Воззвав к первоначальной силе, Я бросил вызов небесам, Но мне светила возвестили, Что я природу создал сам.
«В последнем свете злого дня…»
В последнем свете злого дня, В паденьи сил, в затменьи Бога, Перед тобой Моя дорога. Приди ко Мне, люби Меня.
В мирах всё призрачно и тленно, Но вот Я заповедь даю, Она вовеки неизменна: Люби Меня и жизнь Мою.
Я – всё во всём, и нет Иного. Во Мне родник живого дня. Во тьме томления земного Я – верный путь. Люби Меня.
«Не говори, что здесь свобода…»
Не говори, что здесь свобода, И не хули моих вериг, – И над тобою, мать-природа, Мои законы Я воздвиг.
Я начертал мои законы На каждом камне и стволе. Звени, ручей, лобзая склоны, Влачись по низменной земле.
Ласкайся к змею золотому, Прозрачный пар, стремися ввысь, Но к лону тёмному, земному В свой срок послушно воротись.
Простора нет для своеволья, – В свой срок и птицам, и цветам Я, жизнь им давший и раздолья, В земле успокоенье дам.
«Не кончен путь далекий…»
Не кончен путь далекий. Усталый, одинокий, Сижу я в поздний час. Туманны все дороги, Роса мне мочит ноги, И мой костёр погас, И нет в широком поле Огня и шалаша… Ликуй о дикой воле, Свободная душа!
Всё в этом тёмном поле Одной покорно Воле. Вся эта ночь – моя! И каждая былинка, И каждая росинка, И каждая струя, – Всё мне согласно внемлет, Мечтой моей дыша. В моём томленьи дремлет Всемирная душа.
Далёк предел высокий. Усталый, одинокий, Над влажною золой, Я сам собою светел, – Я путь себе наметил Не добрый и не злой, – И нет в широком поле Огня и шалаша… Ликуй о дикой воле, Свободная душа!
«То не слёзы, – только росы, только дождь…»
То не слёзы, – только росы, только дождь, Не раздумье, – только тени тёмных рощ, И не радость, – только блещет яркий змей, – Всё же плакать и смеяться ты умей! Плоть и в свете неподвижна и темна, Над огнями бездыханна, холодна. В тёмном мире неживого бытия Жизнь живая, солнце мира – только Я.
«Благоухающий и бледный…»
Благоухающий и бледный, Ты ждал меня, мой ландыш бедный, И без меня в тоске поблёк, А я замедлил на дороге, И я, как ты, в немой тревоге, В уединеньи изнемог.
В больной тоске разъединенья Влачились дней безумных звенья, Я раскрывал за далью даль, Мечтам не ставил я предела, И над тобой отяготела Моя холодная печаль.
В просветы листьев над тобою Синел бездонной глубиною Невозмутимый мой простор. Я был безумным и жестоким, И над тобой шатром высоким Я смерть всемирную простёр.
«Разъединить себя с другим собою…»
Разъединить себя с другим собою, – Великая ошибка бытия. Здесь дышит всё насильем и борьбою, Дубравы шум, и ветра гул, и плеск ручья. Разъединить себя с другим собою – О, для чего придумал я!
И был я долго очарован Моей печальною и лживою мечтой, Нетленной цепью, временем, окован, Пространством сжат, – могильною плитой. И был я тяжко очарован Многообразной и мгновенной красотой.
И, наконец, игра мне надоела, – Пустая, тленная, напрасная игра. Ниспали чары с творческого дела, Развенчаны властители добра, – Игра бесцельная мне надоела, Соединить себя с другим собой пора.
«Опьянение печали, озаренье тихих, тусклых свеч…»
Опьянение печали, озаренье тихих, тусклых свеч, – Мы не ждали, не гадали, не искали на земле и в небе встреч.
Обагряя землю кровью, мы любовью возрастили те цветы, Где сверкало, угрожая, злое жало безнадёжной красоты.
И в пустынях терпеливых нами созданной земли В напряжении мечтанья и желанья вдруг друг друга мы нашли,
Для печали и для боли, для безумия, для гроз… Торжество безмерной Воли, это Я тебя вознёс.
«На гибельной дороге…»
На гибельной дороге Последним злом греша, В томительной тревоге