И я, как прежде, думал, что я – большой поэт,
Что миру будет явлен мой незакатный свет.
«Жизнь моя, змея моя!..»
Жизнь моя, змея моя!
От просторов бытия
К тесным граням жития
Перенёс тебя и я,
Воды хладные лия,
Вина сладкие пия,
Нити тонкие вия,
Струны звонкие бия, –
Жизнь моя, моя змея!
«Моею кровью я украшу…»
Моею кровью я украшу
Ступени, белые давно.
Подставьте жертвенную чашу,
И кровь пролейте, как вино.
Над дымной и тяжёлой чашей
Соединяйтесь, – я зову.
Здесь, в чаше, капли крови вашей,
А на ступенях я живу.
Обжёг я крылья серафимам,
Оберегавшим древний храм,
И восхожу багровым дымом
К давно затворенным дверям.
Смелее ставьте ваши ноги
На пятна красные мои,
И умножайте на дороге
Багряно жаркие струи.
Что было древней, тёмной кровью,
То будет новое вино,
И молот, поднятый любовью,
Дробит последнее звено.
«Что было, будет вновь…»
Что было, будет вновь,
Что было, будет не однажды.
С водой смешаю кровь
Устам, томящимся от жажды.
Придёт с высоких гор.
Я жду. Я знаю, – не обманет.
Глубок зовущий взор.
Стилет остёр и сладко ранит.
Моих коснется плеч.
Приникнет в тайне бездыханной.
Потом затопит печь,
И тихо сядет ждать за ванной.
Звенящие струи
Прольёт, открыв неспешно краны,
И брызнет на мои
Легко означенные раны.
И дверь мою замкнёт,
И тайной зачарует стены,
И томная войдёт
В мои пустеющие вены.
С водой смешаю кровь
Устам, иссохнувшим от жажды.
Что было, будет вновь.
Что было, будет не однажды.
Чёртовы качели
В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает чёрт качели
Мохнатою рукой.
Качает и смеётся,
Вперёд, назад,
Вперёд, назад.
Доска скрипит и гнётся,
О сук тяжёлый трётся
Натянутый канат.
Снуёт с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И чёрт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.
Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперёд, назад,
Вперёд, назад,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
От чёрта томный взгляд.
Над верхом тёмной ели
Хохочет голубой:
«Попался на качели,
Качайся, чёрт с тобой».
В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
«Попался на качели,
Качайся, чёрт с тобой».
Я знаю, чёрт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,
Пока не перетрётся,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернётся
Ко мне моя земля.
Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах.
Качай же, чёрт, качели,
Всё выше, выше… ах!
«Под сенью тилий и темал…»
Под сенью тилий и темал,
Склонясь на белые киферы,
Я, улыбаясь, задремал
В объятьях милой Мейтанеры,
И, затаивши два огня
В очах за синие зарницы,
Она смотрела на меня
Сквозь дымно-длинные ресницы.
В передзакатной тишине
Смиряя пляской ярость Змея,
Она показывала мне,
Как пляшет зыбкая алмея.
И вся бела в тени темал,
Белей, чем нежный цвет кифера,
Отбросив скуку покрывал,
Плясала долго Мейтанера.
И утомилась, и легла,
Орошена росой усталой,
Склоняя жемчуги чела
К благоуханью азры алой.
«Ты – царь. Решёткой золотою…»
Ты – царь. Решёткой золотою
Ты сад услад своих обнёс,
И за решёткой золотою
Взрастил расцветы алых роз.
И сквозь окованные колья
Благоуханные мечты
Глядят за скованные колья
На придорожные цветы.
Ты за решёткою литою
Порой раздвинешь яркий куст.
Там, за решёткою литою,
Смеются розы царских уст.
Презрел широкие раздолья,
Вдыхаешь алый аромат.
Тебя широкие раздолья
Тоской по воле не томят.
«Пришла и розы рассыпаешь…»
Пришла и розы рассыпаешь,
Свирельно клича мертвеца,
И взоры страстные склоняешь
На бледность моего лица.
Но как ни сладки поцелуи,
Темны мои немые сны.
Уже меня колышат струи
Непостижимой глубины.
Багровые затмили тучи
Лобзаний яркие лучи,
И что мне в том, что ласки жгучи,
Что поцелуи горячи!
Лежу, качаясь в дивном чёлне,
И тёмный голос надо мной:
«Пора пришла, – обет исполни,
Возникла я над глубиной».
«Блаженство в жизни только раз…»
Блаженство в жизни только раз,
Безумный путь, –
Забыться в море милых глаз,
И утонуть.
Едва надменный Савл вступил
На путь в Дамаск,
Уж он во власти нежных сил
И жгучих ласк.
Его глаза слепит огонь
Небесных нег,
И стройно-тонкая ладонь
Бела, как снег.
Над ним возник свирельный плач
В пыланьи дня:
«Жестокий Савл! О, злой палач,
Люби меня!»
Нет, Павла Савлом не зови: