Паутину жизни рву И дознаться не умею, Для чего и чем живу.
«Многоцветная ложь бытия…»
Многоцветная ложь бытия, Я бороться с тобой не хочу. Пресмыкаюсь томительно я, Как больная и злая змея, И молчу, сиротливо молчу.
У подножья нахмуренных скал, По расселинам мглисто-сырым Мой отверженный путь пролегал. Там когда-то я с верой внимал Голосам и громам роковым.
А теперь, как больная змея, По расселинам мглисто-сырым Пробираюсь медлительно я. Многоцветная ложь бытия, Я отравлен дыханьем твоим.
«Ландыш вдали от ручья…»
Ландыш вдали от ручья, Сердце твоё томится и вянет. Знай, дитя, что улыбка твоя Не обманет.
Поздних цветов аромат, Леса осенние краски. Грустят улыбки, и грустят Светлые глазки.
Отнята от раздолья морей, Морская царевна на суше. Душа твоя света светлей, Изранена о грубые души.
«На серой куче сора…»
На серой куче сора У пыльного забора На улице глухой Цветёт в исходе мая, Красою не прельщая, Угрюмый зверобой.
В скитаниях ненужных, В страданиях недужных, На скудной почве зол, Вне светлых впечатлений Безрадостный мой гений Томительно расцвёл.
«Дорогие наряды…»
Дорогие наряды, Искромётные камни и розы, Но какие суровые взгляды И какие в них злые угрозы!
В эту ночь опьяненья Ты опять, ты опять предо мною С непреклонным укором презренья, С недосказанной былью больною.
Для чего истомила Ты загадкой меня невозможной И желанья мои отравила Ворожбой непонятной и ложной?
Проклинаю немую Безучастность лица неземного, И смотрю на тебя, роковую, Ожидая последнего слова.
«Былые надежды почили в безмолвной могиле…»
Былые надежды почили в безмолвной могиле… Бессильные страхи навстречу неведомой силе, Стремленье к святыне в безумной пустыне, И всё преходяще, и всё бесконечно, И тайна всемирная ныне И вечно…
В тяжёлом томленьи мгновенные дети творенья. Томятся неясным стремленьем немые растенья, И голодны звери в лесах и пустыне, И всё преходяще, и всё бесконечно, И муки всемирные ныне И вечно.
«Нет, не одно только горе…»
Нет, не одно только горе, – Есть же на свете Алые розы и зори, И беззаботные дети.
Пусть в небесах догорают Зори так скоро, Пусть наши розы роняют Скоро уборы,
Пусть омрачаются рано Властию зла и обмана Детские взоры, – Розы, и зори, и дети Будут на пасмурном свете.
«В беспредельности пространства…»
В беспредельности пространства Где-то есть земля иная, И на ней моя невеста, К небу очи подымая,
Как и я же, ищет взором Чуть заметного светила, Под которым мне томиться Участь горькая судила.
«На гулких улицах столицы…»
На гулких улицах столицы Трепещут крылья робких птиц, И развернулись вереницы Угрюмых и печальных лиц.
Под яркой маской злого света Блестит торжественно глазет. Идёт, вся в чёрное одета, Жена за тем, кого уж нет.
Мальчишки с песнею печальной Бредут в томительную даль Пред колесницей погребальной, Но им покойника не жаль.
«Вдали, над затравленным зверем…»
Вдали, над затравленным зверем, Звенит, словно золотом, рог. Не скучен боярыне терем, И взор её нежен и строг.
Звенит над убитым оленем, Гремит торжествующий рог. Коса развилась по коленям, А взор и призывен, и строг.
Боярин стоит над добычей, И рог сладкозвучен ему. О, женский лукавый обычай! О, сладкие сны в терему!
Но где же, боярин, твой кречет? Где верный сокольничий твой? Он речи лукавые мечет, Целуясь с твоею женой.
«Вывески цветные…»
Вывески цветные, Буквы золотые, Солнцем залитые, Магазинов ряд С бойкою продажей, Грохот экипажей, – Город солнцу рад.
Но в толпе шумливой, Гордой и счастливой, Вижу я стыдливой, Робкой нищеты Скорбные приметы: Грубые предметы, Тёмные черты.
«Невнятною, тёмною речью…»
Невнятною, тёмною речью Мне кто-то коварно открыл И злобную ложь человечью, И правду таинственных сил.
Страшна мне неправда людская, Страшны и вершины святынь, – Иду я один, убегая В безмолвие тайных пустынь.
«Из-за тумана ночного…»
Из-за тумана ночного Встал, подымаюсь я снова Тихой и бледной луной. На землю сею сиянья, Чары, и сны, и мечтанья, Всем утомлённым покой.
За день устал я смеяться, Солнцем к земле разливаться,