Том 3. Восхождения. Змеиные очи - Страница 28


К оглавлению

28
Лицо, и согнут тощий стан.


Надежда милая убита,
И что от бед ему защита?
Терпеть судьба ему велит.
Перед его печальной хатой,
Враждебной властию заклятой,
Рябина горькая стоит.

«Чего недоставало…»


Чего недоставало
Судьбе моей доныне,
Отныне близко стало,
И ярко засияло
В моей немой пустыне.


На россыпях песчаных
Цветут внезапно крины,
И в одеяньях рдяных
Гонцы из стран багряных
Примчались на долины.

«Какая тягостная встреча!..»


Какая тягостная встреча!
Какая грусть и суета!
Зачем, судьбе противореча,
Ты всё борьбою занята?


Нерасторжимы эти звенья.
Тебе навеки быть рабой.
Лежат же тяжкие каменья
Покорно в гулкой мостовой, –


Не прекословят же ступени,
Когда, всходя от сени к сени
Иль нисходя, по ним идут, –
Не прекословит лист дрожащий,
Когда рукою злой и мстящей
Его с другими с ветки рвут.


О, покорись, пока не поздно,
Пока не минул ясный день,
Пока на дол не пала грозно
Всеусмиряющая тень.

«На улицах пусто и тихо…»


На улицах пусто и тихо,
И окна, и двери закрыты.
Со мною – безумное Лихо,
И нет от него мне защиты.


Оградой железной и медной
Замкнулся от нищих богатый.
Я – странник унылый и бледный,
А Лихо – мой верный вожатый,


И с ним я расстаться не смею.
На улицах пусто и тихо.
Пойдём же дорогой своею,
Косматое, дикое Лихо!

«Исхудалый и усталый…»


Исхудалый и усталый
Он идёт один в пустыню.
Ищет, бледный и усталый,
Сокровенную святыню.


Знает он, – в пустыне скудной
Есть источник говорливый.
Он поёт пустыне скудной
О стране, всегда счастливой.


Возле самого истока
Положил пророк скрижали.
Струи светлого потока
Много лет их целовали.


Над скрижалями поставил
Он сосуд священный с миром.
Он тому его оставил,
Кто придёт с душевным миром,


Склонит радостно колени
И рукою дерзновенной
На себя, склонив колени,
Изольёт елей священный.

«Белый ангел надо мною…»


Белый ангел надо мною,
И бескровные уста
Безмятежной тишиною
Исповедуют Христа.


Ангел жжёт полночный ладан
Я – кадило перед ним.
И в цепях моих разгадан
Дым кадильный, тихий дым, –


Возношенье, воздыханье
У спасающих икон,
Свеч отрадное мечтанье,
Утешительный канон.

«Томленья злого…»


Томленья злого
На сердце тень, –
Восходит снова
Постылый день,
Моя лампада
Погасла вновь,
И где отрада?
И где любовь?


Рабом недужным
Пойду опять
В труде ненужном
Изнемогать.
Ожесточенье
Проснётся вновь,
И где терпенье?
И где любовь?

«В моей лампаде ясный свет…»


В моей лампаде ясный свет
  Успокоенья,
Но всё грехам прощенья нет,
  Всё нет забвенья.


Нисходит в сердце тишина,
  Мне чужды битвы,
И жизнь безрадостно ясна,
  Но нет молитвы.


Я на тебя с тоской гляжу,
  Моя икона,
И невнимательно твержу
  Слова канона.


О, помолись же за меня,
  Моя усталость,
Ко мне молитвой преклоня
  Господню жалость!

«В глубокий час молчания ночного…»


В глубокий час молчания ночного
Тебе я слово тайное шепну.
  Тогда закрой глаза и снова
  Увидишь ты мою страну.


Доверься мне опять, иди за мною,
На здешний мир не поднимая глаз,
  Пока, объятый тихой мглою,
  Полночный светоч не угас, –


И всё, о чём душа твоя томится,
И для чего не надо слёз и слов,
  Перед тобою загорится
  В ночной стране безмолвных снов.

«Торжественной праздности чадо…»


Торжественной праздности чадо,
Утеха лачуг и палат,
Смеяться и плакать ты радо,
Созвучья бы только да лад.


Тебе ль не дарована сила!
Тебе ль не покорна весна!
Ты все зажигаешь светила,
А ночь холодна и темна.

«Я умираю не спеша…»


Я умираю не спеша,
Предсмертной тешусь я истомой.
Подобна грешная душа
Святой, на злую казнь влекомой.


Её пытали палачи,
С неё совлекши все одежды,
Но их жестокие бичи
Не умертвили в ней надежды,


И в смертный путь она идёт.
Спокойны все её движенья.
Небесный вестник ей несёт
Венец последнего мученья.

«Не плачь, утешься, верь…»


  Не плачь, утешься, верь,
Не повторяй, что умер сын твой милый, –
Не вовсе он оставил мир постылый.
  Он тихо стукнет в дверь,


  С приветными словами
Войдёт к тебе и станет целовать
Тебя, свою утешенную мать,
  Безгрешными устами.


  Лишь только позови,
Он будет приходить к тебе, послушный,
Всегда, как прежде, детски-простодушный,
  Дитя твоей любви.
28