Обольщающий свет, И ревнивой метели Угрожающий бред…
Или время крылато? Или сил нет во мне? Всё, чем жил я когда-то, Словно было во сне.
Замыкаются двери, – И темнеет кругом, – И утраты, потери, И бессильно умрём.
Истечение чую Холодеющих сил, И тоску вековую Беспощадных могил.
«Не стоит ли кто за углом?..»
Не стоит ли кто за углом? Не глядит ли кто на меня? Посмотреть не смею кругом И зажечь не смею огня.
Вот подходит кто-то впотьмах, Но не слышны злые шаги. О, зачем томительный страх? И к кому воззвать: «Помоги»?
Не поможет, знаю, никто, Да и чем и как же помочь? Предо мною темнеет ничто, Ужасает мрачная ночь.
«Пышен мой город и свят…»
Пышен мой город и свят Мраморным и золотым. Нега роскошная вся Так недоступна чужим.
Мимо суровых людей, Мимо закрытых ворот, Не подымая очей, Отрок усталый идёт.
Рваное платье в пыли, Ноги изранены в кровь. Бедное чадо земли! Скудная наша любовь!
Что же любовь призывать По каменистым путям! Дальше, туда, где трава Тихо приникнет к ногам.
«Я верю в творящего Бога…»
Я верю в творящего Бога, В святые заветы небес, И верю, что явлено много Безумному миру чудес.
И первое чудо на свете, Великий источник утех – Блаженно-невинные дети, Их сладкий и радостный смех.
«Он тёмен и суров, – и взор его очей…»
Он тёмен и суров, – и взор его очей, Пугая чистых дев и радостных детей, Прельщает зрелых жён, и отроков порочных Тревожит в сонной мгле мечтаний полуночных.
В очах его тоска, и бледен цвет лица. Потупит очи он – похож на мертвеца. Черты его лица смешны и безобразны, – Но им волнуют жён и отроков соблазны.
«Она зарёй ко мне пришла…»
Она зарёй ко мне пришла, – Взглянула, засияла, – Лаская нежно, обняла И долго целовала.
И повела потом она Меня из дома рано, Едва была озарена Туманная поляна.
И всё пред нею расцвело, И солнце восходило, И неожиданно светло И весело мне было.
Она показывала мне На небе и в долине, Чего я даже и во сне Не видывал доныне.
И улыбаясь, и дивясь, Она ко мне склонилась. Заря в лице моём зажглась, И сердце быстро билось.
Её созвучные слова Мне слушать было ново. Шептали что-то мне трава, И воздух, и дуброва.
Ручьи у ног моих текли, И звучно лепетали, И вихри пыльные вдали Кружились и плясали.
И весь лежащий предо мной Под солнцем круг огромный Едва лишь только пред зарей Возник из ночи тёмной.
Приди опять ко мне скорей! Ты мне всего желанней. В просторы новые полей Веди порою ранней,
Чтобы опять увидеть мне На небе и в долине, Чего в окрестной стороне Я не видал доныне.
«Окно царица-небылица…»
Окно царица-небылица Открыла в тереме своём. Мелькнула быстрая зарница, И прокатилась колесница. Её возница – дальний гром.
Наводит птичий грай истому, Докучный грай вороньих стай. О, поспешай, как птица, к дому, Гробниц и лиц не замечай.
«Любит ночь моя туманы…»
Любит ночь моя туманы, Любит бледный свет луны, И гаданья, и обманы, И таинственные сны.
Любит девушек весёлых Вдруг влюбить в свою луну, И русалок любит голых, Поднимающих волну.
И меня немножко любит, – Зазовёт меня к луне, Зацелует, и погубит, И забудет обо мне.
«Давно стараюсь, и напрасно…»
Давно стараюсь, и напрасно, Поработить себя уму. Смиряться сердце не согласно, Нет утоления ему.
А было время, – простодушно, Хоть и нелепо, жизнь текла, И сердцу вольному послушна Мысль раболепная была.
Ты втайне зрела, возрастала, Ты извивалась, как змея, – О, мысль моя, ты побывала На всех просторах бытия.
И чем меня ты обольстила? К чему меня ты увлекла? Ты ничего мне не открыла, И много, много отняла.
Восходит солнце, как и прежде, И светит нежная луна, И обаятельной надежде Душа бессмертная верна,
И ясен путь мне, путь мой правый, Я не могу с него свернуть, – Но неустанно ум лукавый Хулит единый правый путь.
О, если б бурным дуновеньем Его коварство разнесло И всепобедным вдохновеньем Грозу внезапную зажгло!
О, если б огненные крылья! О, если б в буйстве бытия, Шипя от злобы и бессилья, Сгорела хитрая змея!
«В его саду растёт рябина…»
В его саду растёт рябина. В его дому живёт кручина. На нём изношенный кафтан. Глаза окутаны туманом, Как будто налито шафраном