Я спал от печали Тягостным сном. Чайки кричали Над моим окном.
Заря возопила: «Встречай со мной царя. Я небеса разбудила, Разбудила, горя».
И ветер, пылая Вечной тоской, Звал меня, пролетая Над моею рекой.
Но в тяжёлой печали Я безрадостно спал. О, весёлые дали, Я вас не видал!
«Не отражаясь в зеркалах…»
Не отражаясь в зеркалах, Я проходил по шумным залам. Мой враг, с угрюмостью в очах, Стоял за белым пьедесталом.
Пред кем бы я ни предстоял С моей двусмысленной ужимкой, Никто меня не замечал Под серой шапкой-невидимкой.
И только он мой каждый шаг Следил в неукротимом гневе, Мой вечный, мой жестокий враг, Склонившись к изваянной деве.
Среди прелестных стройных ног, Раздвинув белоснежный камень, Торчал его лохматый рог, И взор пылал, как адский пламень.
«Шум и ропот жизни скудной…»
Шум и ропот жизни скудной Ненавистны мне. Сон мой трудный, непробудный, В мёртвой тишине,
Ты взлелеян скучным шумом Гордых городов, Где моим заветным думам Нет надёжных слов.
Этот грохот торопливый Так враждебен мне! Долог сон мой, сон ленивый В мёртвой тишине.
«Поклонюсь тебе я платой многою…»
Поклонюсь тебе я платой многою, – Я хочу забвенья да веселия, – Ты поди некошною дорогою, Ты нарви мне ересного зелия.
Белый саван брошен над болотами, Мёртвый месяц поднят над дубравою, – Ты пройди заклятыми воротами, Ты приди ко мне с шальной пошавою.
Страшен навий след, но в нём забвение, Горек омег твой, но в нём веселие, Мёртвых уст отрадно дуновение, – Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.
«Грустен иду по дороге пустынной…»
Грустен иду по дороге пустынной Вслед за вечернею тенью, угрюмой и длинной.
Сумрачный город остался за мною С чахлою жизнью его и с его суетою.
Пусты просторы, томительно-жёстки. Никнут ветвями во сне непробудном берёзки.
Грустны вокруг меня сжатые нивы. Чудится мне, что враждебно они молчаливы.
«Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей…»
Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей В красном притине шипит в паутине лучей.
Вниз соскользнул и смеётся в шипящем уже. Беленьким зайчиком чёрт пробежал по меже.
Злая крапива и сонные маки в цвету. Кто-то, мне близкий, чёрту замыкает в черту.
Беленький, хитренький, прыгает чёрт за чертой Тихо смеётся и шепчет: «Попался! Постой!»
«Проходит она торопливо…»
Проходит она торопливо На шумных путях городских, Лицо закрывая стыдливо Повязкой от взоров людских: Пожаром её опалило, Вся кожа лица сожжена, И только глаза защитила Своими руками она.
В пожаре порочных желаний Беспомощно дух мой горел, И только усладу мечтаний Спасти от огня я успел. Я жизни свободной не знаю, В душе моей – мрачные сны, Я трепетно их укрываю Под нежною тканью весны.
«Мечта души моей, полночная луна…»
Мечта души моей, полночная луна, Скользишь ты в облаках, ясна и холодна.
Я душу для тебя свирельную настроил, И войны шумные мечтами успокоил.
Но мне ты не внимай, спеши стезёй своей, И радостных часов над морем не жалей.
Твоя минует ночь, поникнет лик усталый, – Я море подыму грозою небывалой.
Забудет океан о медленной луне, И сниться будет мне погибель в глубине,
И, полчище смертей наславши в злое море, Я жизнью буйною утешусь на просторе.
«Я без цели, угрюм и один…»
Я без цели, угрюм и один, Посреди облетелых куртин И поблеклых деревьев иду В бездыханном и жёлтом саду.
Облака надо мною скользят, И к закату торопится день. Безнадёжный и близкий закат, Не твоя ли колышется тень
Над моею туманной душой? В ней тяжёлой и горькой слезой Упованье моё сметено, В ней мечты облетели давно.
«Ветер тучи носит…»
Ветер тучи носит, Носит вихри пыли. Сердце сказки просит, И не хочет были.
Сидеть за стеною, работником быть, – О, ветер, – ты мог бы и стены разбить!
Ходить по дорогам из камней и плит, – Он только тревожит, он только скользит!
И мёртвые видеть повсюду слова, – Прекрасная сказка навеки мертва.
«Цветик белоснежный…»
Цветик белоснежный У тропы тележной Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, простился с домом, Ты ушёл далеча, – Суждена ль нам встреча?
Цветик нежный, синий Над немой пустыней Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, расстался с домом, От тебя хоть слово Я услышу ль снова?